Интересно узнать о эпидемиологической ситуации в Словакии?
Позвольте разместить в группе этот оптимистичный текст. Он про то, что паникеров и «гробовщиков привычного порядка» хватает везде, но жизнь продолжается и пусть не быстро, но возвращается и обязательно вернётся к тому порядку, каким он был до пандемии.
Одним из интересных занятий во время пандемии стало предсказание всех ожидающих Америку в целом и Нью-Йорк в частности катастроф. Где-то к маю 2020-го прошел первый шок от ковидной весны. Стало понятно, что подавляющее большинство людей выживет, даже заболев, что вирус все-таки не сохраняется на поверхности месяцами и сжигать город для дезинфекции совсем не обязательно, и даже дефицит средств индивидуальной защиты, поразивший всех в привыкшей к бездумному потреблению стране, сменился кризисом перепроизводства и от масок стало буквально некуда деваться. Тут и выяснилось, что времени очень много, а отсутствие необходимости тратить его в пробках и поездах, добираясь на работу, ведет к сплину.
Начались пышные похороны Нью-Йорка. Вовремя случившиеся в основном мирные протесты с последующими совсем не мирными грабежами добавили красок к апокалиптической картине мира. Даже одна горящая на улице города машина делает фотографию куда выразительной, а тут целых три витрины. «Сохо в огне», - гласил заголовок набора фотографий на следующее утро. «Сохо никогда не будет прежним», - мрачно пророчествовала следующая за фотографиями аналитика. «Пропал калабуховский дом. Нью-Йорка, который мы все любим больше нет», - доносилось отовсюду. Город переживший восстания, пожары, теракты, ураганы и наводнения хоронили из каждого утюга. После нескольких неприятных ночей и даже комендантского часа все утихло. Фанерные щиты, закрывающие все равно не работавшие магазины в Даунтауне разрисовали горожане с детьми, а потом открыли непродуктовые магазины, рестораны вынесли столики на улицы и Сохо стал похож на Европу. Я тогда ездил на работу на велосипеде. Длинная велодорожка по набережной Гудзона, поездка через весь нижний Манхэттен к одному из мостов, вечером я ехал домой, стараясь захватить другой район. Это было прекрасно. Город открывался, все еще медленно, нервничая и с опаской, но несомненно возвращался.
Но в ответ неслись мрачные пророчества в русскоязычной прессе. Бывший теперь профессор Института Катона Илларионов рассказывал про закат Америки и обвинял демократов во всех смертях от коронавируса, кто-то из знакомых всерьез волновался, что я должен каждое утро каяться на коленях за рабство и расизм, появились статьи о том, что город заполонили бездомные, что невозможно пройти от О̶т̶ ̶Р̶у̶б̶и̶н̶ш̶т̶е̶й̶н̶а̶ ̶д̶о̶ ̶М̶а̶р̶а̶т̶а̶ Коламбус Сиркл до 79-й, не увидев голых сношающихся справляющих нужду клошаров и не наступив на использованные шприцы, которые буквально насыпали возле школьных дворов. Одна статья запомнилась особо. Женщина, приехав ранним утром на поезде к Пенн-Стэйшен, прошла 25 кварталов до площади Колумба и увидела лишь мусор и бродяг. Кого она планировала увидеть в семь утра на улицах города, она не сообщила. Ее никто не тронул, никаких физиологичных подробностей она не наблюдала, но для каждого бездомного у нее нашлись слова. Нет, конечно же не сочувствия, а какой-то лютой злобы. На одного она взглянула так, что он даже милостыню не осмелился просить. Сказано это было с гордостью, а заканчивалась широко распространившаяся статья высказыванием о том, что нет, люди, конечно не равны, забудьте эту крамольную мысль. Кто в глазах автора равнее было понятно и без пояснений.
Как раз в это время я решил постричься. В первый раз с начала эпидемии. Парикмахерская Марселы выходит окнами на 72-ю улицу. Под окном сидел бездомный с собакой. Иногда он вставал и ходил кругами, что-то приговаривая. Иногда ругался с несуществующими врагами. Прохожие обходили его стороной, но без опаски. Марсела жаловалась, что бизнес хиреет, что до сентября ей дали поблажки по арендной плате, но вскоре она не сможет себе позволить свой салон. Она сетовала, что все ее клиенты уехали из города, а новые не появляются из-за страха заразиться. Бездомный ее не очень волновал, что было приятно и удивительно. Я заходил стричься еще пару раз, салон не закрылся, Марсела ловко научилась стричь вокруг ушей, не отрезая ни их, ни резинки от маски. Вчера я увидел на двери объявление о найме новых парикмахеров, а в салоне, где до эпидемии справлялась одна Марсела работало уже трое. По сообщениям американских экономистов за время эпидемии благосостояние почти пятидесяти процентов американцев улучшилось, а ухудшилось лишь у пятнадцати процентов граждан. В стране экономический бум, пенсионные фонды пухнут, цены на недвижимость растут, безработица падает и приближается к рекордно низким доэпидемиологическим показателям.
Но похоронный звон по Нью-Йорку не утихает. В пока еще свободном от туристов городе люди безостановочно находят лишь грязь и бездомных. Фотографии цветущих сакур и магнолий сопровождаются комментариями о том, что это единственное, что осталось хорошего в Нью-Йорке. За случайно образовавшиеся несколько выходных мы прокатились на великах по паркам и музеям. В Метрополитене выставка чудесных капричос Гойи, в Моме Колдер, а в Уитни прекрасный фотограф Дауд Бей с городскими зарисовками и монументальные полотна Джулии Мехрету. Мэр, которого принято возможно и за дело судорожно ненавидеть, грозится, что с первого июля город вернется таким же, как и был до эптдемии. И я ему верю. Дефицит вакцин, как и нехватка масок годовалой давности, сменяется кризисом перепроизводства и к концу мая вакцин будет больше, чем желающих их получить. Ковид опять становится исчезающим видом. Вместо двух-трех тяжелых пациентов в день, как было в январе-феврале мы видим одного-двух в неделю. И в кои-то веки это - тренд почти всей страны. Даже и не знаю, как воспринимать угрозы возвращения города в предапокалиптическом виде. Я успел полюбить безлюдные Таймс-сквер и Рокфеллер-центр. Когда еще такое увидишь?